Кивнув, Джаван поднялся на ноги.

— Согласен, и все же подумай хорошенько. Я пытаюсь защитить тебя, защитить нас всех. Но не верь никому, пока сам не убедишься, что тебе говорят правду.

Он надеялся, что Райс-Майкл уловит тайный смысл его слов и осознает в себе способность использовать чары истины, которыми наверняка должен был овладеть вместе с появлением ментальных защит. Но сейчас им и впрямь пора было возвращаться на пиршество, пока братьев не хватились придворные.

— Ну что ж, пойдем. — Он предложил брату руку. — Пусть все видят, что мы просто выходили проветриться и немного поболтать. Гискард, проводи мастера Ориэля в его покои. Спасибо тебе, Ориэль. Карлан, сделаем вид, что мы просто слишком много выпили и решили чуть-чуть пройтись. Райсем, ты как?

И братья вернулись в парадный зал, весело смеясь над какими-то шутками, обнимая друг друга за плечи, делая вид, будто слишком много выпили и не могли удерживать равновесие. Менестрели уже закончили петь, и их сменили жонглеры, а Микаэла приветствовала братьев поцелуями и усадила рядом с собой.

Джаван даже сделал вид, будто смущен и слегка польщен, когда Джулиана Хортнесская храбро спросила, не пригласит ли король ее на следующий танец. Архиепископы Хьюберт и Оррис сидели по левую руку от Джавана, и последний тут же предложил королю еще вина. Рядом с Райсом-Майклом и его молодой женой восседал сияющий Манфред, наслаждаясь заслуженным местом за королевским столом.

Судя по всему, короткая отлучка короля и его брата ни у кого не вызвала подозрений, особенно учитывая, что оба они вернулись в таком веселом настроении.

Наконец, принесли последнюю перемену блюд — крохотные пирожки с ягодами и орехами, а также ароматные сыры на тонких ломтиках хлеба, и Джаван понемногу заставил себя расслабиться. Чуть позже, когда начались танцы, он по очереди приглашал жену брата и нескольких придворных дам, включая темноглазую Джулиану.

И лишь позднее, во время короткой передышки между танцами, ленивым взглядом обводя придворных, он заметил человека, которого меньше всего думал здесь увидеть. Впрочем, если вдуматься, то этого следовало ожидать.

Этого невысокого человечка с изрытым оспинами лицом, который сейчас подливал вина Рану Хортнесскому, он не видел с самого дня коронации, однако немедленно узнал его.

Ран привез ко двору своего Дерини Ситрика, а это означало, что отныне Джавану следовало быть вдвойне осторожным.

Глава 37

Возвращение Ситрика насторожило Джавана, хотя в последующие дни и недели он почти не видел Дерини, и, разумеется, не стал ни о чем спрашивать у Рана. Всех своих приближенных он предупредил, дабы они были особенно осторожны, даже тех, кто понятия не имел о тайных силах, которыми владел король. Всем им он велел никогда не покидать свои покои без сопровождающих, ибо в присутствии свидетелей Ситрик едва ли решился бы вступить с кем-то из них в контакт. К несчастью, его указания усилили общее опасение перед Дерини, однако из всего этого племени Ситрик более остальных заслуживал настороженного отношения. Джаван старался не думать о том, где сейчас может находиться Дерини Полина, хотя на всякий случай старался вглядываться в новые лица, чтобы заметить его вовремя.

Карлан почти не покидал короля, ибо ему от рук Ситрика грозила особая опасность. Со временем стало очевидно, что молодой рыцарь может приносить своему господину пользу лишь если всегда будет владеть всей полнотой воспоминаний… но тем опаснее, если Дерини наподобие Ситрика сумеет проникнуть в его сознание. Чтобы уменьшить угрозу, Джаван усилил защитные поля, установленные им в разуме Карлана, однако понимал, что обученного Дерини эти меры едва ли остановят.

Тем временем двор возобновил свои привычные занятия, и за две недели до Рождества совет начал собираться ежедневно, точно так же, как и до похищения Райса-Майкла. Больше всего они обсуждали вопрос поимки похитителей, однако Рождество на время положило конец всем тревогам и заботам.

Единственным островком спокойствия посреди бурных придворных развлечений был торжественный рождественский обряд бдения, который праздновали в Сочельник в соборе. Там присутствовали почти все придворные, и Джаван наслаждался магией этого восхитительного момента, почтительно преклонив колени в королевской ложе вместе с братом и невесткой.

Вместе с Хьюбертом архиепископ Оррис отслужили первую рождественскую мессу, и в этот миг Джаван почти готов был поверить, что даже такому как Хьюберт доступно спасение… Ибо одно то, что сейчас он касался святых даров в эту священную ночь, даровало ему милость, искупляющую мелкие человеческие пороки. И приняв причастие из рук Хьюберта, впервые за много месяцев, он не ощутил себя оскверненным. Таково было истинное чудо Христовой мессы.

Главным событием Рождества должна была стать охота, организованная для молодежи; Джаван собрал их всех в полдень, и в прекрасном праздничном настроении они выехали по свежему снегу. Джаван передал брату честь возглавить охоту, едва лишь огромные гончие подхватили след. Микаэла скакала рядом с мужем, и каштановые волосы ее развевались на ветру, делая ее похожей на обычную девушку, а вовсе не на принцессу, каковой должны были признать ее назавтра во время особой торжественной церемонии, первой в новом году. Следом скакал ее брат, и еще дюжина молодых людей, ожидавших посвящения в рыцари на Двенадцатую ночь, а также дочери придворных, снаряженные заботливыми родителями в надежде подцепить достойных ухажеров.

Сам Джаван отнюдь не собирался попасть в брачные сети так скоро, однако узнав о женитьбе Райса-Майкла, он принял решение хотя бы внешне поддаться этим уловкам и сделать вид, будто и сам строит матримониальные планы. Тем более, он заранее подготовил для этого почву, дав понять Хьюберту, будто находит привлекательной Джулиану Хортнесскую, так что теперь решил усилить это впечатление, сопровождая ее во время охоты. Когда свора потеряла след и остановилась в ожидании продолжения, Джулиана надула хорошенькие губки и призналась, что вообще не слишком любит оленью охоту. Ее забавляла лишь сама погоня. Все это время она демонстративно поправляла свои роскошные волосы и бросала на короля красноречивые взгляды. Джаван делал вид, будто его это забавляет… или даже зачаровывает, однако вечером он удалился спать довольно рано и в одиночестве.

Следующее утро началось с церемонии, пышностью почти не уступавшей его коронации. В соборе после мессы Райсем и его молодая жена во время повторной брачной церемонии вновь дали друг другу супружеские обеты. Джаван, глядя на Микаэлу, прекрасно понимал своего брата. С гладко зачесанными волосами, украшенными плющом и остролистом, Микаэла была так прекрасна, что могла бы пробудить страсть в чреслах любого мужчины, и когда она торжественным шагом прошла вместе с Манфредом к алтарю церкви, где ее уже ожидал принц, все не сводили с нее восхищенных взоров.

Гордо вскинув голову, точно королева, она опустилась на колени подле Райса-Майкла, и они повторили слова клятв, которыми обменялись в Кулди. Хьюберт вновь объявил их мужем и женой и над их сплетенными руками прочел благословляющую молитву, после чего Райс-Майкл поднялся, снял с нее венок, а затем вынул шпильки, удерживавшие ее волосы, ибо таков был освященный временем обычай, чтобы королевы и принцессы являлись на коронацию с распущенными волосами, вне зависимости от того, были ли они замужем.

Теперь вышел вперед ее брат, неся на лазурной подушке серебряную корону. Он преклонил колено рядом с Хьюбертом, чтобы тот мог воскурить благовония и окропить обруч святой водой. Затем Хьюберт с поклоном передал корону Райсу-Майклу, и тот с горделивой радостью вознес венец ей на голову, а затем поднял ее с колен, наградив любящим поцелуем.