Однако каковы бы ни были истинные причины, удерживающие Полина вдали от Ремута, но у отца Фаэлана его отсутствие вызывало большую тревогу. С каждым днем Джавану становилось все более очевидно, что тот не желает возвращаться в аббатство.

Колебания священника вполне можно было понять, хотя это и было весьма некстати. Поскольку первую поездку в Arx Fidei тот пережил благополучно, то Джаван не сомневался, что Фаэлану не грозит никакая опасность. Он не сможет выдать никаких тайн, даже если Дерини Полина глубоко проникнет в его сознание. Джаван старался при священнике не говорить и не делать ничего такого, что могло бы пойти ему во вред. Вообще, он предпочел бы, чтобы Фаэлан сделался самым обычным королевским исповедником, никоим образом не замешанным в интриги, подобные тем, в которые он против собственной воли был вовлечен вскоре после прибытия. Если пару месяцев он будет давать своим хозяевам Custodes совершенно невинные отчеты, то можно было надеяться, что те потеряют всякий интерес к Фаэлану и перестанут мучить его.

Однако священник никак не желал этого понять и не осознавал, что Джаван пытается помочь и защитить его.

Он страшился отъезда в Arx Fidei даже больше, чем ожидавших его там испытаний и, учитывая, что Custodes по любой своей прихоти могли лишить несчастного Фаэлана жизни, то Джавану показалось неуместным насильно заставлять священника возвращаться в обитель, хотя он и мог бы внушить ему эту мысль, так что тот бы даже ни о чем не заподозрил, ибо, как сказал Фаэлан Джавану в первый день их встречи при дворе, ему было бы не так страшно умирать по какой-то причине, но вот впустую… это совсем другое дело.

Разумеется, в их разговоре с Фаэланом Джаван велел священнику как следует поразмыслить о возможных последствиях, если тот откажется ехать в аббатство.

Конечно, он мог постараться защитить Фаэлана, и даже убедить Полина, что он сам не пожелал отпустить своего исповедника, однако в лучшем случае это вызовет лишь новые вопросы, насчет того, не пытается ли священник или сам король что-то скрыть от Custodes. А если те воспримут происходящее как проявление непокорности со стороны своего собрата, то они могут прибегнуть и к крайним мерам: запретить Фаэлану исполнять обязанности священника, исключить его из ордена, или даже отлучить от церкви.

Миновал Михайлов день — день рождения Райса-Майкла, отмеченный скромным пиром, где король с придворными выпили за здравие принца в его отсутствие, — миновал и следующий понедельник, назначенный для отъезда Фаэлана.

К вечеру из церкви святой Хилари явился отец Асцелин, ибо именно он был назначен замещать Фаэлана, пока тот находился в отъезде; но Фаэлан никуда не уехал.

А два дня спустя после полудня Полин лично прибыл в столицу в сопровождении лишь пары рыцарей Custodes, и в скором времени Джавану сообщили, что его срочно желает видеть верховный настоятель ордена.

Глава 31

О насилии помышляет сердце их, и о злом говорят уста их.

Притчи 24:2

Сир, я желал бы узнать, почему отец Фаэлан до сих пор не прибыл в Arx Fidei, — без лишних вступлений объявил Полин. — Он даже не взял на себя труд переодеться и сменить пропыленные дорожные одежды.

— Мы ожидали его в первый понедельник месяца, как вам это прекрасно известно, и когда он не появился два дня спустя, я начал беспокоиться. Верно ли я понимаю, что отец Фаэлан до сих пор не покинул Ремут?

— Совершенно верно, милорд, — отозвался Джаван. Он встретился с Полином в небольшом приемном зале в сопровождении лишь Карлана и Робера. На нем была алая туника, обруч, украшенный изображениями бегущих львов, и меч Халдейнов. Верховного настоятеля Custodes сопровождал лорд Альберт, выглядевший угрожающе в своем черном одеянии и орденском плаще. Как и все прочие рыцари, за исключением Полина, он также был вооружен и препоясан белым кушаком рыцарей Custodes с красной бахромой.

— Что? Отец Фаэлан не уехал из Ремута? — словно не веря собственным ушам, повторил Полин.

— Да, насколько мне известно.

— И можно ли осведомиться почему? Я полагал, что ясно дал понять: эти ежемесячные поездки в аббатство — неотъемлемое условие его назначения ко двору.

Джаван откинулся на спинку трона, оценивающим взглядом смерив Полина.

— Милорд, прошло всего три недели, как отец Фаэлан вернулся из прошлой поездки, — сказал он смело. — Эти его постоянные отлучки становятся для меня неудобны. Думаю, что будет вполне достаточно, если он станет посещать аббатство раз в три месяца. И уж тем более, на сей раз мне бы совсем не хотелось отпускать его из Ремута.

— Со всем уважением к вами, сир, но ваши требования…

— Требования короля должны быть для вас законом, — продолжил король. — Ибо королевству важнее всего, чтобы у его владыки была спокойна совесть, а для этого он нуждается в услугах своего исповедника. Или вы желаете поспорить с этим, верховный настоятель?

— Никто не оспаривает необходимость регулярных исповедей, сир, — пробормотал Полин. — Однако духовник, который сам нуждается в исповеди, едва ли может хорошо служить вашему величеству.

— Ну, возможно, отец Фаэлан обратился за этим к кому-то в городе, — предположил Джаван. — Хотя не думаю, чтобы у такого человека, как он, было много грехов. Он образцово исполняет свои обязанности… что меня совершенно не удивляет, ведь я был знаком с ним в Arx Fidei. И его вера и мягкосердечие вдохновляют всех тех, кто имеет счастье быть с ним знакомым. По-моему это лучшее, что можно сказать о любом священнике.

— Вы полагаете, что он исповедовался кому-то вне ордена? — резко перебил Полин, не обратив никакого внимания на хвалебные речи короля. — Это грубейшее нарушение устава, как вам прекрасно известно, сир. Я прекрасно понимаю, что искушение ослабить дисциплину при дворе куда сильнее, чем в монастырском окружении… Именно поэтому я и потребовал от отца Фаэлана ежемесячных возвращений в аббатство.

Джаван позволил себе небрежно пожать плечами, в душе сожалея, что упомянул о возможности исповеди вне ордена.

— Мне ничего не известно о подобных нарушениях с его стороны, милорд. И, кроме того, я не вправе высказывать здесь свое мнение, поскольку более не принадлежу к вашему ордену.

Это напоминание едва ли могло улучшить настроение Полина и смягчить его нарастающий гнев.

— Вне зависимости от того, исповедовался ли он перед посторонними, — ледяным тоном отрезал он, — отец Фаэлан не соизволил явиться в аббатство вовремя, и тем самым грубейше нарушил данный им обет послушания. Если это вы запретили ему уезжать, он должен был известить об этом отца Асцелина, однако не сделал этого… Соответственно, я заключаю, что, по крайней мере отчасти, это было собственным решением Фаэлана — хотя меня поражает, как мог столь примерный священник внезапно отречься от всего, что было им достигнуто за годы служения в ордене. Если он и впрямь вознамерился нарушить указания старших, то я буду вынужден потребовать его немедленного возвращения в обитель, и соответствующим образом наказать его.

— Я не запрещал ему уезжать, — невозмутимо отозвался Джаван. — Однако не могу и приказывать ему. Я просто ясно дал ему понять, что поддержу его, какое бы решение он ни принял.

— Ясно, — отозвался Полин. — Стало быть, вы поддержали его в этом…

— Довольно, — взревел Робер, который больше не мог хранить молчание, но Полин не обратил на взрыв рыцаря ни малейшего внимания.

— Я желаю услышать об этом от самого Фаэлана. Пусть он лично признается в собственном безумии. Боюсь, положение королевского исповедника ударило ему в голову. Отчасти в этом я виню себя самого. Он слишком юн, чтобы принять на себя подобную ответственность. Тем более настоятельной становится необходимость духовного руководства, дабы он осознал всю ошибочность своего решения. Я немедленно отправлюсь к нему.